Танцуя с ней под голубым небом импровизированного бального зала, Чезаре решил сделать ее счастливой – на то время, пока он будет оставаться во Франции. Пока не убедится в том, что супруга ждет ребенка.
Его замыслы были так же честолюбивы, как и прежде. Подобно королю Луи, он вынашивал планы покорения Италии. Поэтому ему не терпелось покинуть супругу и с победой вернуться в Рим – чтобы оттуда начать завоевывать родную землю, а может быть, и весь мир.
Лукреция снова была в положении, и отец каждый день навещал ее.
Когда в Рим на взмыленном коне прискакал Гарсия – гонец, которого Чезаре отправил на родину с сообщением о браке, – Папа Римский радовался так, словно состоявшаяся свадьба была его собственной. Он послал за Лукрецией и велел немедленно позвать беднягу гонца, едва не валившегося с ног от усталости и не успевшего даже перевести дух после долгой дороги.
Увидев его состояние, Александр распорядился о том, чтобы ему принесли мягкое кресло и бутылку доброго вина, но не пожелал ни на минуту откладывать наслаждение от рассказа Гарсии.
– Святой отец, свадьба прошла превосходно, – выдохнул Гарсия.
– А брачная ночь?
– Тоже, Ваше Святейшество. Я ждал до утра, чтобы привезти вам это известие.
– Сколько раз? – поинтересовался Папа.
– Шесть, святой отец.
– О! Сын достоин своего отца! – рассмеявшись, воскликнул Александр. – Право, я горжусь моим мальчиком.
– Его Величество король Франции высоко оценил достоинства господина герцога.
Александр еще громче рассмеялся.
– Говорят, Ваше Святейшество, господин герцог превзошел лучшие достижения Его Величества.
– Бедный Луи! – воскликнул Папа. – И не думал, что Валуа будут соперничать с Борджа!
Затем он пожелал узнать все подробности свадебной церемонии и брачной ночи, рассказ о которой попросил повторить два или три раза подряд.
В последующие дни приближенные никак не могли понять загадочного поведения Папы. Тот почти не слушал своих кардиналов и все время задумчиво бормотал:
– Шесть раз! Неплохо… совсем неплохо, сын мой.
Санча забеспокоилась. Она подстерегла брата, когда тот шел в апартаменты супруги.
Альфонсо насвистывал веселую мелодию – одну из тех, что Лукреция часто играла на лютне. Его безмятежная, почти блаженная улыбка могла кого угодно довести до белого каления.
– Альфонсо, – прошипела Санча. – А ну-ка, ступай за мной. Нам нужно поговорить.
Он вытаращил глаза.
– Санча! Кажется, ты чем-то встревожена?
– Чем-то встревожена! Да если бы у тебя была хоть крупица здравого смысла, ты бы тоже не был так беззаботен!
Альфонсо поморщился. После отъезда Чезаре Санча сильно переменилась. Ни один любовник ее не устраивал, и она вечно была чем-то недовольна.
– Ну, – нетерпеливо произнес он. – Что случилось?
– Французы готовят вторжение.
Внезапно на Альфонсо напала зевота. Он с трудом подавил ее.
– Можешь не отворачиваться, Альфонсо, это ничего не изменит. Ситуация настолько серьезна, что даже Асканио Сфорца обеспокоен.
– О Господи, когда же он угомонится?
– Милый мой! В отличие от тебя, он знает, что творится вокруг него!
– Что на сей раз?
– Интрига.
– По правде говоря, Санча, я не могу представить тебя не связанной с какими-нибудь интригами. Но, признаюсь, мне больше нравилось, когда они были любовными.
– Как по-твоему, что произойдет, когда вернется Чезаре?
– Полагаю, он станет твоим любовником. И ты перестанешь его ревновать к супруге-француженке.
– Теперь он крепко-накрепко связан с королем Франции, а французы всегда хотели получить Милан… и Неаполь. Мы с тобой принадлежим к видному неаполитанскому роду. Не забывай об этом, Альфонсо. Чезаре нашему дяде никогда не простит отказа в браке с Карлоттой. Чтобы отомстить королю Федерико, он объединится с французами. И я не хотела бы оказаться в Неаполе, когда туда вступит Чезаре со своими войсками.
– Мы с тобой не только неаполитанцы, – сказал Альфонсо, – но еще и родственники Его Святейшества, а он дружелюбен с нами.
– Альфонсо, ты глупец… безнадежный глупец!
– Санча, я устал от тебя.
– Ну и ступай к своей супруге! – в сердцах воскликнула Санча. – Ступай… упивайся своей любовью, пока у тебя не отняли ее. Альфонсо, я тебя предупредила. Будь осторожен, когда Чезаре вернется в Италию.
– Теперь ему придется соблюдать приличия, принятые при французском королевском дворе.
– Ах, брат мой, не все родственники Луи желают заботиться о своей репутации. У некоторых есть и другие, очень честолюбивые желания. – Внезапно она схватила его за руку. – Альфонсо, ты мой брат, – с жаром сказала она. – Так давай же будем вместе, как было всегда.
– Разумеется, Санча, мы будем вместе.
– Тогда… не поддавайся иллюзиям, брат мой. Не позволяй усыплять свою бдительность. Опасность уже совсем рядом… и она грозит всему нашему дому. Не забывай – ты не только супруг Лукреции, но еще и неаполитанский принц.
Семнадцатилетнего Гоффредо никто не воспринимал всерьез. Никто. Все радовались свадьбе Чезаре и беременности Лукреции, а ему, младшему сыну Папы Римского, по-прежнему не уделяли сколько-нибудь должного уважения. Его не окружали почетом и уважением, привычными для Чезаре, а в прошлом – для Джованни. Он знал, почему. Кое-кто поговаривал, что Гоффредо не был сыном Папы; и, судя по всему, Александр разделял эту точку зрения.
Сам же Гоффредо благоговел перед семьей Борджа и полагал, что если не будет принят в ее круг, то жизнь потеряет для него всякий смысл.
Чтобы привлечь внимание к сходству между ним и Чезаре (а также и Джованни, покуда тот был жив), он взял в привычку после наступления темноты брать с собой слуг и бродить по римским улочкам, заходя в таверны, приглядывая женщин легкого поведения или задираясь к подвыпившим мужчинам. Так бывало любил проводить досуг Джованни, и Гоффредо очень надеялся услышать от горожан: «О, этот парень пойдет по пути своих братьев!»