– Буря свирепеет с каждой минутой, Ваше Святейшество, – заметил епископ.
– Придется зажечь свечи, – ответил Александр. – Смотрите-ка, дождь заливает в окна!
Гаспаро направился к двери, чтобы велеть принести свечи, а епископ подошел к окну, когда грянул очередной раскат грома и с чудовищным скрежетом обвалился кусок крыши, находившийся прямо над папским креслом.
Гаспаро закричал от ужаса. Опомнившись, он и епископ бросились в облако пыли, поднявшееся над тем местом, где несколько мгновений назад сидел Папа.
Оба задыхались и кашляли. Убедившись в том, что вдвоем им не поднять тяжелых брусьев, выскальзывавших из их рук – под струями ливня пыль почти сразу рассеялась, – они кинулись за подмогой.
– Папа убит! – выбежав из апартаментов, крикнул Гаспаро. – Там обрушилась крыша, и его завалило камнями!
Слуги и стражники со всех ног помчались в папские покои, а очень скоро весь Рим облетела весть: «Папа мертв. Это Господь покарал Папу за все его злодейства. Слава Богу, свершилось небесное правосудие!»
Народ стал готовиться к восстанию – что неизменно следовало за смертью очередного Папы. Самые мудрые забаррикадировались в своих домах; у ворот Ватикана встали отряды гвардейцев.
В апартаментах Папы слуги трудились в поте лица, разбирая осыпавшиеся камни и брусья.
– Не может быть, чтобы он выжил, – говорили иные. Слуги крестились; увиденное казалось им делом рук самого Бога. Они только удивлялись тому, что Господь вместе с Папой не покарал его сына. Комнаты Чезаре, находившиеся над апартаментами его отца, были насквозь пробиты теми же балками, что обрушились на папское кресло; однако Чезаре вышел из своих покоев за несколько мгновений до того, как молния ударила в трубу и от сотрясения стала обваливаться крыша дворца.
Ворвавшись в комнату, где уже работали слуги, Чезаре ужаснулся. Внезапно он осознал, как много в его жизни значил отец. Если Папа умер, то выберут другого Папу – но что тогда будет с грандиозными планами Чезаре? Как он сможет осуществить их без помощи святого отца? Кто захочет считаться с ним, если за его спиной не будет стоять вся мощь католической церкви, олицетворенная его родителем?
– О мой отец! – закричал он. – Вам нельзя умирать! Вы не умрете!
Выхватив у кого-то топор, он с яростью бросился разбирать завал. Через несколько минут у него были в кровь изодраны руки, пот лился градом по всему телу.
– Господин мой, – вздохнул Гаспаро, – Его Святейшество не мог выжить.
Чезаре обернулся и с размаху ударил камерьера по лицу.
– Работай, а не болтай! – завопил он. – Святой отец лежит под этими обломками, и он еще жив! Говорю вам всем, он еще жив!
Слуги стонали от напряжения, но повиновались его приказам. Наконец они растащили огромные брусья, и в груде камней Чезаре увидел край отцовской мантии. С торжествующим криком он схватил его, и вскоре из-под обломков извлекли окровавленного Александра. Он был без сознания, но жив.
Чезаре немедленно скомандовал:
– Помогите мне отнести его на постель. Позовите лекарей. И поторапливайтесь! Если мой отец умрет, вы все отправитесь на тот свет.
Когда Чезаре встал на колени и принялся громко благодарить Бога и всех святых за спасение его отца, Александр медленно открыл глаза. Перед тем, как его вынесли из комнаты, он увидел своего сына и слабо улыбнулся.
Слуги переглянулись и задрожали. У них всех мелькнула одна и та же мысль: «Эти Борджа – не люди. Они наделены силами, о которых мы ничего не знаем».
Александр был живуч, как Титан. Через несколько дней после происшествия, которое оказалось бы роковым для большинства людей его возраста, он уже сидел на постели, бодро разговаривал со своими родственниками, принимал послов и вел все дела церкви и государства так же энергично, как и двадцать лет назад. И одному члену своей семьи он теперь уделял больше теплоты и ласки, чем всем остальным: его обожаемой Лукреции. Чезаре было известно об этом.
Александр знал о переживаниях Чезаре, но понимал он и то, что его недавние истерические вопли в немалой степени были обязаны спасительной папской парче, под прикрытием которой Чезаре мог продолжать осуществление своих тщеславных планов. Чезаре, как и любой мало-мальски сведущий в государственных делах итальянец, отдавал себе отчет в полной зависимости нынешней военной кампании от сохранности этого волшебного покрова. У Чезаре были веские причины оберегать жизнь своего отца.
Однако совсем иной страх стоял в прекрасных глазах Лукреции. Милое бескорыстное дитя! Она и не думала о собственном будущем, когда дни и ночи проводила у постели израненного отца. Ее руки нежно касались его разгоряченного лба – в первое время у него был сильный жар, – а губы то и дело шептали: «Мой дорогой, бесконечно любимый отец, как бы я смогла жить без вас?»
Ему было приятно сознавать, что его сын умел ценить и наилучшим образом использовать отцовскую поддержку; однако чистая любовь Лукреции сейчас больше всего на свете радовала Александра.
Он пожелал, чтобы она одна ухаживала за ним, и ей пришлось покинуть дворец Санта Мария дель Портико. Она поселилась в Ватикане, рядом с его личными апартаментами, и теперь могла в любую минуту прийти на зов своего отца.
Ее переезд вызвал неудовольствие двух близких ей людей – Альфонсо и Чезаре. Альфонсо – поскольку ему не позволили последовать за супругой, что могло означать ее будущую зависимость от отца и еще большее отдаление от мужа. Чезаре – потому что он увидел, насколько влияние Лукреции на Папу сейчас превосходило его собственное.