Опороченная Лукреция - Страница 78

Изабелла рвала и метала. «Вне всяких сомнений, он ее любовник! – кричала она. – Ах, эта лицемерка! Тихоня! Недотрога! Нужно предупредить моего брата, пока она не угостила его порцией кантареллы! Не забудьте передать ему мои слова, когда будете в Ферраре».

Он улыбнулся. Неужели она думала, что он обойдется с супругой Альфонсо так же плохо, как она?

Вот и Феррара.

Герцог, встречающий его, выглядит нездоровым – вероятно, не долго протянет. Альфонсо, как всегда, диковат. У Ипполита еще более надменный вид, чем прежде. Ферранте более задумчив. Сигизмунд – еще более благочестив, хотя раньше казалось, что дальше уже некуда. Юлий – немного более щеголеват, но так же неловок. Ему хотелось поскорей покончить с визитом и отправиться в какое-нибудь менее скучное место, чем Феррара.

Затем он увидел Лукрецию. На какое-то время у него даже перехватило дыхание – так она была прекрасна. Изящная. Хрупкая. Траурное платье совсем не портило ее красоту.

Он поцеловал ее руку. Затем застыл в нерешительности – почувствовал, что должен как-нибудь загладить обиды, нанесенные его супругой.

– Дорогая Лукреция, – сказал он, – поверьте, я всем сердцем соболезную вашему горю.

На ее глазах выступили слезы, и он поспешил исправить свою ошибку:

– Простите, мне не следовало напоминать о нем. Она мягко улыбнулась.

– Вы ни в чем не виноваты – я всегда помню о нем. Горе до самой смерти будет со мной.

Она пленила его, эта молодая женщина, пользовавшаяся в Италии самой дурной репутацией и, как ни странно, выглядевшая такой невинной. Он хотел знать истинное лицо Лукреции.

Ему было жалко Лукрецию. Он видел, как пренебрежительно к ней относились в семье Эсте. И ему казалось, что она заслуживала лучшего обращения – уже потому, что не была похожа ни на одну из женщин, которых Франческо встречал в своей жизни. Если бы она походила на них, он пустился бы в очередную любовную авантюру и, удовлетворенный, вернулся бы в Мантую. В Италии у него была своя репутация – не менее признанная, чем у Лукреции.

Но она отличалась от других, а потому он хотел понять ее – выяснить, что крылось за ее невозмутимостью, узнать ее истинные чувства к поэту Бембо.

Франческо наблюдал за ней на балах и праздничных застольях, порой видел прогуливающейся в саду замка – неизменно в сопровождении служанок – и пробовал заговорить с ней. Рассказывал о благоухающих цветниках на берегу Минция, о дворцах, построенных лучшими итальянскими зодчими.

Между тем приближалось время отъезда из Феррары, и однажды, беседуя с Лукрецией на садовой аллее, он сказал о своем искреннем желании стать ее другом.

Она повернулась к нему, и открытое выражение ее лица глубоко тронуло его.

– Вы и впрямь очень любезны, маркиз, – сказала она. – Я вижу вашу искренность – и, поверьте, ценю ее.

– Я хотел бы чем-нибудь помочь вам. У меня такое впечатление, что здесь вы чувствуете себя одиноко. Герцогиня… позвольте мне возместить тот недостаток симпатии, который вы испытываете при этом дворе.

Она снова поблагодарила его.

– Эсте! – Он поморщился. – Моя собственная семья – считая по браку. Но, Господи, как они бездушны! А вы… такая молодая и хрупкая, еще не оправились от вашего горя… и вынуждены оставаться наедине с ним.

– Они не понимают меня, – сказала Лукреция. – До приезда в Феррару я жила со своим отцом. Мы редко разлучались. И любили друг друга… очень любили.

– Я знаю.

Он бросил на нее пытливый взгляд – вспомнил о слухах об их любви. И вновь был тронут невинным выражением ее лица.

– Я чувствую, – сказала она, – что в моей жизни уже ничего не будет так, как было раньше.

– Вы так думаете, потому что еще не успели отойти от выпавшего вам несчастья.

Ее глаза наполнились слезами.

– Мой брат тоже так говорил… когда я переживала другую потерю.

– Он был прав, – тихо произнес он.

При упоминании о брате ее голос задрожал, и Франческо понял, что страх за брата владел ею больше, чем скорбь по умершему отцу. Какими на самом деле были их семейные отношения, породившие столько скандалов, сколько за всю римскую историю не вызывал ни один другой род?

Франческо хотел знать тайну семьи Борджа.

Он мягко проговорил:

– Вы тревожитесь за брата? Она повернулась к нему.

– Меня пугает то, что я слышу о нем.

– Очень хорошо понимаю вас. Боюсь, он чересчур доверился новому Папе. Такое впечатление, будто забыл, что Юлий всегда был врагом его отца.

– Чезаре перенес тяжелую болезнь… Говорят, в иные дни он даже лишался рассудка.

Франческо кивнул.

– Его покинули все друзья – бросили в отчаянном, беспомощном положении. Представляю, как вы боитесь за него сейчас, когда его держат пленником в Ватикане.

– Знаю – в бывшей резиденции Борджа. Я помню каждую деталь тех комнат…

Комнат, населенных призраками! – подумала она и увидела Альфонсо – самого дорогого и любимого из ее супругов, – лежащего поперек постели, с синими пятнами на шее, оставленными верным слугой Чезаре. Теперь Чезаре, истощенного болезнью и униженного своим поражением, держат пленником в тех же самых комнатах.

Франческо бережно взял ее за локоть.

– Может быть, я смогу что-нибудь сделать для вашего брата, – тихо сказал он.

В ее глазах мелькнул огонек надежды.

– Мой господин…

– Зовите меня Франческо. Ведь мы с вами можем обойтись без обычных церемоний, не правда ли?

Он взял ее руку и поцеловал.

– Мне бы хотелось заслужить вашу благосклонность. Не смотрите на меня так. Я был бы счастлив, если бы увидел прежнюю улыбку на ваших губах.